Любовь, сексуальность и матриархат: о гендере - Эрих Зелигманн Фромм

естественных наук, подчеркивавших динамические взаимосвязи, к появлению новой концепции, которая основывалась на отношении человека к другим, к природе и к самому себе, к отказу от старой концепции изолированного индивидуума, «человека психологического». Эта концепция была весьма толково сформулирована Г. С. Салливаном[66] в определении психоанализа как «исследования межличностных отношений» (см. Sullivan 1940 и 1945). Межличностные отношения, которые Фрейд полагал результатом различных форм полового влечения, здесь считаются фактором, определяющим сексуальные устремления. Согласно такой позиции, не характер определяется сексуальным поведением, а сексуальное поведение определяется характером.

Понять эту «релятивистскую» концепцию помогут несколько иллюстраций. Если доминирующей чертой характера человека является склонность к манипуляции другими людьми как «вещами», которые можно использовать в собственных целях (см. мое описание «рыночной ориентации», Fromm 1947а), его сексуальная установка будет соответствовать этой черте характера. Такой человек воспринимает других как средство удовлетворения своих сексуальных потребностей и в лучшем случае действует по принципу «честной игры», обмена, при котором ни один из партнеров не отдает больше, чем получает. При такой ориентации характера сексуальные отношения переживаются как справедливый обмен, а не как близкая связь и любовь.

Авторитарный характер, чье отношение к другим определяется стремлением к власти и доминированию, проявляет те же самые характеристики и в своей сексуальной установке – начиная от полного пренебрежения к сексуальному партнеру и заканчивая удовольствием от причинения физической или эмоциональной боли. У человека податливого, с другой стороны, чертой характера, определяющей его сексуальное поведение, является мазохистская тенденция страдать и подчиняться, что часто приводит к импотенции и фригидности.

Описанные мною сейчас ориентации характера показывают, как сексуальные отклонения выводятся из структуры характера человека. Покупка «любви», садистские и мазохистские перверсии определяются доминирующими чертами в характере точно так же, как счастливые сексуальные отношения основываются на способности любить. У продуктивного человека, способного рассматривать связь с другим не с точки зрения «покупки» или завоевания и поражения, а с точки зрения равенства и взаимного уважения, сексуальное желание является выражением и реализацией любви.

Тот факт, что сексуальное поведение определяется характером, не противоречит тому, что само половое влечение коренится в химии нашего тела. Это влечение лежит в основе всех форм сексуального поведения, и лишь конкретный способ его удовлетворения, а не само оно, определяется структурой характера, взаимосвязью конкретного человека с миром.

Сексуальное поведение человека является одним из наиболее надежных ключей к пониманию характера. В отличие почти от любой другой деятельности, сексуальная активность по самой своей природе является интимной, следовательно, менее опирается на схемы и в большей степени отражает своеобразие индивидуума. Кроме того, интенсивность сексуального желания делает сексуальное поведение человека менее подвластным его собственному контролю.

Таким образом, пусть фрейдовское описание связи между сексуальным поведением и характером остается значимым по сей день, мы предлагаем ей иное объяснение. Как часто случается в истории научной мысли, путь к углублению теоретического понимания следует искать не в отрицании старой теории, а в новой ее интерпретации. По нашему мнению, сексуальное поведение является не источником, а продуктом структуры характера человека. Таким образом, отчет Кинси с его обилием данных о сексуальном поведении представляет собой бесценный источник информации для всякого, кто изучает социальную психологию и, в частности, психологию характеров.

Долгие века сексуальность носила стигму морально отрицательного или в лучшем случае нейтрального явления – если была санкционирована таинством брака. Любая сексуальная активность, не имеющая целью продолжение рода, а в особенности все сексуальные отклонения, считалась безнравственной. Общепринятое убеждение, лежащее в основе такой установки, гласило, что человеческая плоть есть источник соблазна и что добродетели можно достичь лишь подавлением инстинктивных потребностей.

В начале нашего века против этих моральных концепций поднялся бунт, подогреваемый трудами таких ученых, как Фрейд и Хэвлок Эллис[67]. Фрейд указал на то, что подавление сексуальности часто приводит к развитию невроза. Он обвинил современную ему культуру в том, что она жертвует психическим здоровьем в угоду требованиям пуританской морали. Но, судя по всему, сексуальные табу оказывают и другое, не менее значимое влияние: они стимулируют развитие в каждом человеке мощного чувства вины. Поскольку каждое нормальное человеческое существо с самого детства испытывает сексуальные устремления, то они неизбежно станут неисчерпаемым источником чувства вины, если культура заклеймит их как дурные. Чувство вины делает человека склонным повиноваться авторитетам, которые хотят подчинить его и использовать в своих целях. Зрелость и счастье неспособны существовать бок о бок со всеобъемлющим чувством вины.

Стигматизация секса имела и другое неприятное следствие: она сузила этику до крохотной области сексуального поведения, тем самым заслонив действительно значимые этические проблемы человеческого поведения. Понятие нравственности стало почти тождественным сексуальной нравственности и добродетели, соблюдению половых табу, постулируемых культурой. В результате заброшенным оказался важнейший вопрос этики – вопрос связи человека со своими собратьями. Недостаток любви, равнодушие, зависть и жажда власти считались менее значимыми этическими проблемами, чем соблюдение сексуальных условностей. Сущность этики затуманилась концепцией человеческой «плоти» как источника зла. А между тем, если изучить историю человечества, нетрудно заметить, что человеческие черты, которые представляют угрозу миру и счастью общества и отдельного человека, – это не сексуальные желания или другие страсти, проистекающие из нашего физиологического строения, а иррациональные «ментальные» страсти, такие как ненависть, зависть и честолюбие. На самом деле все инстинктивные физические влечения, включая сексуальные, безвредны даже в своих отклонениях и извращениях и не несут благополучию человечества никакой угрозы по сравнению с вредом, который наносят вышеупомянутые иррациональные страсти.

Но, пусть бунт против подавления сексуальности был здоровым и прогрессивным явлением, он способствовал возникновению противоположной крайности и довел до столь же несостоятельной позиции – до заявления, что к сексуальному поведению неприменима никакая этическая оценка.

Однако раз предметом этики являются именно наше поведение и чувства по отношению к собратьям, то как может сексуальное поведение – одно из наиболее важных выражений связи человека с окружающими – быть исключено из сферы этического суждения? Если мы полагаем, что любовь, уважение и ответственность за других являются фундаментальными этическими ценностями, сексуальное поведение следует воспринимать с точки зрения этих ценностей. В той степени, в которой та или иная форма сексуального удовлетворения коренится в характере человека, о ней можно судить как о любом другом характерологически значимом факторе поведения.

Примером связи между сексуальным поведением и подлинными этическими проблемами является наиболее древнее и повсеместное сексуальное табу – табу на инцест, обнаруживаемое в различных формах во всех первобытных культурах, а также в нашей собственной. Но даже сегодня запрет инцеста сохранил свою табуированную окраску и по-прежнему не связывается с вопросом характера и рациональной этики. Если бы, как полагает большинство людей, инцест действительно был редким извращением, не особенно значимым в нашей собственной культуре, то обсуждать эту проблему не было бы необходимости. Хотя верно,